Антон Матвеевич.

Антон Матвеевич.

Этого старого, заслуженного человека знают все жители села Курья Красногорского района. Антон Матвеевич Чернышов, или дед Антон, как его по-свойски называют соседи, когда-то руководил местным колхозом, а затем его дочь Евдокия Антоновна, у которой он теперь живет, много лет возглавляла здешний совхоз. Словом, семья во всех отношениях заметная. Антону Матвеевичу недавно исполнился 91 год! Несмотря на преклонный возраст, ветеран по-прежнему бодр (зимой регулярно катался на лыжах!), не хочет сидеть без дела, имеет ясную память, внимателен к тому, что сейчас происходит в стране, отлично может рассказать о прошлом. К нему я приехал как к участнику войны, но седобородый, чуть склоненный временем ветеран сразу сказал: - Так я только с японцами воевал! Хотя и отслужил семь лет, с 39-го года…И с точностью бывалого солдата начал перечислять воинские части, где довелось побывать. А вот фамилии однополчан вспомнить не смог – извините, забылись за шестьдесят с лишним лет. В разговоре с ним я отошел от темы войны, больше расспрашивал старого человека, что было до и после фронтовых лет – согласитесь, иногда это даже интереснее, чем перечень боев и сражений.

Вятская глубинка.

Итак, родился Антон Матвеевич в 1918 году в деревне Тарасенки, что неподалеку от границы с Кировской областью. Тарасенки отлично знают многие красногорские жители как один из центров местного старообрядчества. Там даже церковь была, а в ней священник, служивший здесь до тридцатых годов, пока его не арестовали и не сослали в вологодскую глубинку со всей семьей. И ведь выдержал все лишения, после войны снова появлялся в деревне.

- Церковь у нас была небольшая, колокола имелись на звоннице, стоявшей отдельно, - вспоминает мой собеседник – человек с окладистой староверской бородкой, хотя я ему возражаю: по архивным данным не числится ваша церковь.

- Была, и во всех соседних деревнях небольшие церквушки имелись, - на своем стоит он.

И продолжает рассказывать, какие хитрые нюансы имелись в староверской вере: ребенка при рождении называли одним именем, крестили же под другим. Словом, если нагрешил человек, то под одним именем, а на небеса душа попадет уже под другим, безгрешным. Да, чего только ни придумает русский человек, чтобы попасть в рай!

Мне всегда было интересно узнать, как жилось крестьянам до коллективизации?

- Единоличниками неплохо жили, у нас на паях с соседями была молотилка и жатка, гумно на четыре хозяйства, - уверяет Антон Матвеевич. - Но в 29-м году началось первое раскулачивание. Через год случился пожар, у нас сгорел дом большой, пятистенный. Остались сушило да гумно, на этом месте снова дом построили, хотя уже не такой большой. Только начали немного жить, а тут зажиточных стали «верхушить», то есть середняков прижимать, чтобы в колхозы вступали. Пришли и к нам, имущество описали. Отец сразу понял, что добром это не кончится, пошел в колхоз, отдал туда пару лошадей, корову. Другие тоже так поступили. В тридцатом году мы первыми в колхоз вступили, всего пять семей. Приехали к нам раскулачивать, а мы уже в колхозе, да погорельцы к тому же. Отступились. К 35-му году туда все вступили. Был такой Яков Кузьмич, в гражданскую воевал и в первую мировую. Он говорил: плачут бабы, что в колхоз гонят, а из колхоза их погонят – тоже заревут. Да, многим колхозы по душе пришлись – забот меньше, в работе не надрывались: не свое ведь.

- До войны неплохо жили. Крестьянина руки кормили. Только ленивым не везло, - продолжает рассказ мой собеседник. - Были тут деревни – специализировались подаяния собирать. Ходят по вятской стороне с протянутой рукой – их всюду знали: «бельские» идут. А нас кормили различные промыслы. Я еще в молодости научился колеса для телеги делать. Отец вот не умел или не хотел этим заниматься – он страстный рыбак был. Осенью, когда урожай уберут – садится лапти плести, на год на всю семью. Затем снасти для рыбалки готовил. Сети-удочки взял – и больше его ничего не интересовало.

Антон Матвеевич с удовольствием начал вспоминать прошлое. Чувствуется, его об этом редко спрашивали – все про войну да про войну, хотя мирная жизнь гораздо интереснее!

Колесо из Тарасенок.

- Обод для колес мы покупали за Старыми Зятцами, у староверов: там такое дерево росло прочное – ильм. И еще вяз, но его тяжело обрабатывать, твердый. Староверы делали ободы на продажу, рубля полтора за штуку. Домой привезешь – а ступицу, спицы сделаешь из местной древесины. Для этого токарный станок нужен – один человек вертит, другой обтачивает. Потом на базар везем или с других деревень сами приезжали за товаром. Один из наших стариков поехал в Юкаменское на базар, но там какой-то комсомолец пристал: чего ездите, хлеб наш отбираете? Старик и ответил:

- Да у нас в Тарасенках всего трое мастеров по колесам. Если не мы, на чем бы вы, юкаменцы и ярцы, хлеб возили? Вся округа на наших колесах ездит!

Замолчал пристыженный комсомолец.

- Я первое колесо в двенадцать лет сделал. Послали на лесозаготовки в те самые селтинские Копки, где ободья делали. У сестры денег занял и пару купил. Дома пыхтел, но колеса для телеги самостоятельно сделал. А тут из-под Глазова приехали за колесами, забирают все, что есть, по сорок рублей за полный ход, то есть четыре штуки. У меня пару посмотрели – восемнадцать дали: малому хватит! Отец говорит – не рядись, отдавай, и с тебя четушка. Продал свою пару и на эти деньги четушку купил. Иду по деревне как большой - руки в карманы, наравне со взрослыми могу рюмку опрокинуть. Они всерьез меня с собой за стол посадили – ту крупную сделку обмывали. Килограмм муки тогда рубль стоил, за пару колес пуд мог купить…

Под такие слова мы с Антоном Матвеевичем подняли по рюмке. Тем более, на столе стояла наваристая уха, приготовленная Евдокией Антоновной.

На границе тучи ходят хмуро…

В армию сметливого крестьянского парня призвали в 1939 году – на Дальний Восток, как и многих жителей Удмуртии. Попал на Тихий океан, бухта Находка – сейчас это город. Прошел обучение – и послали через десять месяцев в Хасанский район, где в 1938 году прошли известные бои с японцами. Здесь сходились границы СССР, Кореи и Манчжурии – китайской территории, оккупированной японцами. Там к тому времени уже были сооружены доты, оборонительная линия. Это называлось «укрепленный район». Строили казармы, другие подсобные здания, а то первый год без бани и зимовали. О начале Великой Отечественной узнали только на второй день. Многие стали писать просьбы, чтобы их отправили на войну с немцами. Сначала просьбы удовлетворяли, затем вежливо начали отказывать, далее уже называли дезертирами – здесь надо быть, охранять границу!

Единственная крупная стычка в этих местах произошла в 1942 году. После победы в Сталинграде японцы присмирели, ограничивались небольшими стычками, обстрелами. Люди гибли, но по сравнению с тем, что где-то была война, такие потери не замечали.

- Границу перешли 9 мая 1945 года. Идем вперед – а японцев на позициях уже нет. Они скрытно отошли в леса и на сопки в глубине своей территории, - рассказывает бывший старший сержант. - Я как связист первым перетащил кабель на другую сторону речки и обратно с катушкой, затем остальные пошли по моим проводам. Японцы на переправе нас и стукнули из-за беспечности командиров. Наш пулеметчик сразу погиб. Двенадцать человек тут полегло – вот и тихая война. Далее идем к сопке, где у японцев тоже был укрепленный район. Туда вызвались идти трое ребят из Башкирии, татары. Они скрытно подобрались, сняли часовых, положили сорок японцев. Я потом этого парня-татарина, что вызвался идти на разведку, видел – пьяный, веселый, словом – герой…

Милая деревня.

Домой Антон Матвеевич вернулся в 1946 году. Пришел в Тарасенки, но их не узнать: вот она, милая, знакомая деревня – с потемневшими, покосившимися домами, их ведь никто в это время не строил и не ремонтировал. Народ всю войну был на лесозаготовках, строительстве железной дороги, по деревне одни женщины остались, да и тем очень тяжело пришлось – многие умерли.

- И у меня жена тоже. Точнее, она через пять лет умерла. Женился во второй раз, - на глаза Антона Матвеевича при этих словах наворачиваются слезы. - Трое детей было, да жену с ребенком взял, у нас потом еще трое детей родилось…

В колхозе работал и вечерами все те же колеса делал, чтобы большую семью прокормить. Спал иногда по три–четыре часа в сутки. Оставил это дело только тогда, когда председателем объединенного колхоза избрали. В нем он, кстати, сначала сторожем был…

- Пришли мужики с фронта в Тарасенки, человек с десяток. Еще человек тридцать на фронте погибли, - опять вытер слезу с глаз мой собеседник. - Стариков подняли – и более десятка домов наново поставили. Где перетрясли, из старого делали, где новые строили. Зимой лес готовили, а когда тепло становилось, до посевной – срубы рубили. Выберем того, кому надо дом обновить – за счет колхоза ему центнер зерна выпишем: давай, вари кумышку, чтоб веселее работалось. Потом «помочь» делали: собирались мужики, женщины, работали до темноты. Недели за две дом был готов. Мужики из Котляков к нам приезжали – сильно удивлялись: как удалось такое сделать - вся деревня с новыми домами? Жаль, деревни Тарасенки с этими домами уже нет, хотя один дом в Ботаниху перевезен и еще наш магазин стоит.

Вот за такие организаторские таланты и стал Антон Матвеевич председателем в объединенном колхозе: Котляки, Самушонки, Покровка, Мосята, Тарасенки – пять деревень. Теперь ни одной из них уже нет, все исчезли. Затем начали новое объединение колхозов в совхоз, всякие эксперименты вроде кукурузы. «Шум, треск, корреспонденты», - отзывается о том времени Антон Матвеевич, который тогда перешел на другую работу – строил школу. Результаты же в совхозе шли вниз.

- В маленьких колхозах урожаи были, рос хлеб. Мяса, молока сколько сдавали! В Курье маслозавод и льнозавод были. Сейчас в бывшем совхозе коров тридцать осталось. Даже до войны, когда колхозы создавали, по этим деревням у крестьян коров двести с лишним на дворах стояло! Теперь ни коров, ни кормов.

С ветераном остается только согласиться: наше сельское хозяйство и село в целом, особенно в такой глубинке, как здесь, находится в жестоком кризисе. И когда оно выйдет из него?

Пожелаем Антону Матвеевичу накануне Дня Победы крепкого здоровья и долгих лет жизни!

На снимке: А.М. Чернышов.

Антон матвеевич Чернышов